Частица тьмы - Терри Тери

Женщина берет угощенье и быстро, чуть ли не бегом, уходит.

— Лара, ты должна объяснить мне. Как обстоит дело?

— Ну, смотри. Септа говорила, что некоторые из этих людей, у кого иммунитет, могут жить здесь и помогать в поле, по дому и все такое, но им не разрешается разговаривать с членами общины. Если они нарушат запрет, их прогонят. И еды тут для них недостаточно, но в других местах еще хуже, поэтому они хотят остаться.

— Но почему, бога ради, им нельзя разговаривать?

— Не знаю.

— Но с тобой они разговаривают?

— Иногда. Я и не в общине, и не с ними — я нигде. Только вы — Ксандер, Септа и ты — разговариваете со мной, а больше никто в общине. — Она говорит об этом как о само собой разумеющемся, но понимает, насколько изолирована. — Эту женщину я знаю, ее зовут Анна. Она немножко рассказывала мне про своих детей. У нее их четверо.

— Поэтому ты такая худая — отдаешь свою еду?

— Мне вполне хватает. Я не слишком голодна.

Я вскидываю бровь. Она говорит неправду. Милая девочка с добрым сердцем.

Теперь она встревожена.

— Ты ведь не расскажешь, нет? Септа говорит, нельзя, чтобы еда пропадала зря.

— Какая чепуха! Если они съедят ее, то как же она пропадет?

— Септа говорит, незачем растрачивать пищу на тех, кто не питает свой разум.

Мне становится не по себе. Что это за место такое? Это изумительное чувство единения друг с другом, и с землей, и со всем живым вокруг нас, но не с другими реальными людьми, которые не питают свой разум? Что бы это ни значило.

С людьми, которые голодают. Которым некуда идти из-за эпидемии. С людьми, которые выполняют для нас лакейскую работу, но которым не позволено разговаривать, иначе их отправят умирать с голоду.

Скоро собрание, и я уже совсем не уверена, что хочу пойти. Как скрыть то, о чем я только что думала?

— Ты чем-то расстроена? — спрашивает Лара.

— Есть немного, — отвечаю я. — Но зато есть кое-что, что меня радует, — это ты.

Счастливая улыбка озаряет ее лицо.

11

ЛАРА

Шэй где-то далеко. То есть она по-прежнему здесь. Говорила, что не уйдет, и не ушла: сидит на полу, скрестив ноги. Но глаза ее закрыты, а мысли улетели, чтобы соединиться с остальными.

Я наблюдаю за ней с любопытством. Каково это? Я спрашивала Септу, и когда она была в хорошем настроении, то пыталась объяснить. Говорила, это чистейшая радость. А когда была в дурном настроении, добавляла: та, которой мне никогда не испытать.

Но почему? Вот вопрос, ответ на который я никогда не понимала.

Что будет, если я заговорю сейчас с Шэй? Она меня услышит? А все остальные, с кем она соединена, тоже услышат?

Меня так и подмывает попробовать. Я заметила, что в этот раз впервые контакт со мной Септы почти исчез. Говорю «почти», потому что если бы я закричала — закричала мысленно, — она, наверно, все равно бы услышала. У нее что-то вроде радара, настроенного на меня, как-то сказала она.

Но это тот случай, когда я могу подумать о чем-то незаметно для нее. Какое-то время у меня еще есть.

— Привет, Шэй, — говорю я тихо.

Никакой реакции.

Я машу рукой у нее перед лицом. По-прежнему никакой реакции. И я разочарована.

— Шэй? — повторяю я на этот раз громче, потом вздыхаю.

Придется подождать, когда это закончится. Как удачно, что мне не привыкать ждать.

12

ШЭЙ

Единение из дома на другом краю общины происходит точно так же, как если бы я находилась в одной комнате со всеми остальными.

Мы устанавливаем контакт с Беатрис и Еленой, и сегодня нас ждет сюрприз: к нам присоединились другие.

Беатрис взволнована, но голос у нее спокойный и ровный. «Мы соединились с еще одной группой выживших, — говорит она. — Это Патрик, Зора, Джей-Джей, Генри и Амайя. Они теперь держат путь вместе с нами на ферму».

И потом новенькие тоже присоединяются, и каждый называет себя и представляется. Патрик, с помощью Беатрис, которая помогает ему расширить контакт, присылает мне личное сообщение.

Они знакомы с Каем и пытались помочь ему найти меня; Беатрис рассказала ему, что случилось, и он очень сожалеет, что нас разлучили. Печаль, немного смягчившаяся в последние дни, снова накатывает с прежней силой, и я почти теряю контакт, но весь наш коллективный разум, все эти люди, даже те, с которыми я только что познакомилась, поддерживают меня и придают сил.

Ксандер уже знал о группе Патрика — это он побуждал его присоединиться к нам. Выживших стало больше, и теперь мы простираем свой разум так далеко и широко, как еще никогда раньше. Ксандер говорит, что нам надо попробовать связаться с другими общинами в Шотландии, проверить, как далеко мы сможем зайти. Все мы соединяемся с ним и простираем сознание вовне. Находим одного изумленного старосту близ Гленко, другого в Криффе, третьего на острове Скай. Вскоре мы охватываем большую часть Шотландии.

Члены общины вокруг нас озадачены, недоумевают, почему они до сих пор не с нами, но прежде мы укрепляем связь между выжившими, а после — как и другие группы в разных местах — все вместе, как одно целое, устанавливаем контакт с людьми вокруг нас.

Поначалу это требует большей концентрации и синхронизации, но потом все идет само собой, дыхание и сердцебиение единого организма.

Мы вместе, выжившие и члены общины — здесь и повсюду. Земля, реки, озера и леса, как и все живое, что дышит и растет в них — вся Шотландия, что живет и дышит.

Но это не все люди, не так ли? Как насчет тех, кто работает на нас? Почему они тоже не объединяются?

Однако я все же помню, кто я сама по себе, помню достаточно, чтобы попробовать кое-что еще: осторожно, потихоньку крошечная частичка моего сознания отделяется от остальных, чтобы никто не заметил, и ищет тех, кто в лесу, и Лару тоже. Ищет, но натыкается на пустоту. Почему?

Или пустота — это установленная кем-то защита?

Есть и еще кое-что странное: Септа. Я не могу толком разобраться, в чем дело. Она здесь, соединена с остальными нами; мы все связаны, и для достижения результата требуются концентрация и усилия. Но есть и второстепенная, фоновая нотка, исходящая от Септы, и она диссонирует.

Я пробую тихий безмолвный шепот: «Септа? Ты в порядке?»

Улавливаю проблеск страха, боли. Он исчезает так быстро, что я начинаю сомневаться: а не померещилось ли мне. Но прячет его не она. По крайней мере, мне так не кажется.

Неужели… Ксандер?

Так что? Если Ксандер недоволен Септой по какой-то причине, самое время попытаться что-то узнать.

И все же позже, после того как мы прощаемся, в той части меня, которая защищена высокой стеной, сохраняется беспокойство. Септа испугалась.

По-настоящему. Почему?

Так или иначе я должна попробовать снова установить с ней контакт.

«Септа?» — обращаюсь я к ней.

«В чем дело? — Ответ резкий, больше похожий на тот, которого я и ожидаю от нее. — С Ларой все нормально?»

«Да, все хорошо».

«Ну, чего ты хочешь?»

«Ничего. Неважно».

«Я занята. Сегодня вечером без меня».

В голове быстро мелькает картинка, которой, я уверена, она поделилась намеренно. Септа с Ксандером, в его доме, направляется к нему и на ходу расстегивает свою тунику. Я отсоединяюсь как можно быстрее.

Она занята. Она с моим отцом. Фу. Это было так непристойно.

Я медленно возвращаюсь в себя, в свое тело, и открываю глаза.

Лара здесь, наблюдает за мной, склонив голову набок, словно изучает меня и о чем-то гадает.

— Что?

— Ты гримасничала.

— Ничего удивительного.

У меня появляется идея. Если Септа занята, и Ксандер тоже… что ж. Мы с Ларой и в самом деле предоставлены сами себе.

— Давай рассказывать истории, а? — напоминает Лара. — Я жду уже целую вечность. — Голос у нее обиженный, и я довольна — она чувствует именно то, что хочет чувствовать. Лара любит истории — Келли любила читать, говорил Кай. В этом доме нет книг.